долгие проводы

"долгие проводы";

После того разговора всё стало как-то совсем сложно. Да чего уж там «сложно»... Всё стало совсем невозможно. Невозможно стало даже звонить, потому что нарвавшись однажды на ее тихое и равнодушное «а, это ты», промычал от растеряности что-то невразумительно вежливое и постарался побыстрее закончить разговор.

А с молодой женой с самого начала как-то не задалось.

Ну не то, чтобы уж с самого начала, но через пару месяцев, натрахавшись до тошноты и желудочных коликов (не мальчик уже, чего уж там), осознал вдруг, что вот эта влюбленная в него девочка не просто случайно подвернувшийся хороший трах, а жена. И теперь с ней надо жить вместе. Всегда. Всегда-а?? Блин.

Когда его не было дома, а дома его не было часто и помногу, девочка-жена звонила чуть ли не каждый час. Просто так, чтобы услышать. И это «просто так» его очень быстро перестало умилять. Он отключал мобильный. И не потому, что скрывал что-то от нее, а просто потому, что берёг свое частное пространство, к которому привык с юности и с которым, как оказалось, не был готов расстаться.

Пришлось завести вторую мобилу, чтобы всегда быть доступным для заказчиков. Из этого получился полный пиздец, так как сначала надо было всем сообщить второй номер и объяснить, что если недоступен первый, то звонить надо по второму, но всё равно сначала лучше звонить по первому, потому что... Чувствовал себя полным придурком, объясняя всё это весьма солидным людям. «Солидные люди» отнеслись с пониманием, так как половина из них сами были женаты на молодых, а его знали давно и ценили как мастера своего дела. Только девочка-жена не захотела проявить понимание, когда он забыл, приехав домой, отключить вторую мобилу, и во время праздничного ужина (девочка старалась и готовилась к его возвращению) она предательски зазвонила. Была идиотская сцена, которая и оказалась последней каплей для обоих. В общем, глупо всё как-то получилось с самого начала.

Пока еще был женат, возвращаясь в Питер, каждый раз звонил ей. По старой привычке – каждый раз возвращаясь, звонить ей. Молчал, потому что не знал что говорить. Не дышал, конечно, в трубку, ладонью прикрывал, но молчал как подросток. Надеялся, что у нее нет определителя, во всяком случае раньше не было, хотя и полная дура и без определителя догадалась бы от кого эти молчаливые звонки. А дурой она не была. Совсем не была. «М, ты б мяукнул что ли. Для разнообразия» – услышал однажды. Покраснел и бросил трубку. После этого больше не звонил.

С девочкой-женой помирились, а потом разошлись. Вполне мирно. Девочка-то в общем хорошая была, да и он тоже не самая последняя скотина, просто жить им вместе ни к чему было. Если б не женились, то может и дольше продержались бы. Хотя какая в сущности на хрен разница.

Ей он больше не звонил. Общие знакомые если когда и были, то как-то растерялись давно, да и не знал никто о них из общих-то знакомых. Знали только его друзья, да и то только с его слов, а ее никогда не видели. Все точки над всеми буквами она расставила сразу – «Я замужем, ì. Ты это знаешь. И так будет всегда. И жить я хочу спокойно. И если ты хочешь, чтобы я была, ты никому о нас не расскажешь». Он согласился, потому что хотел, чтобы она была, а выбора она не оставила.
С ней теперь не общался, общих знакомых не было, и что с ней и как она, он уже не знал.

Как-то в начале осени образовалось несколько свободных дней между двумя командировками. Были на руках хорошие деньги от предыдущих заказов, и он мотался по Питеру, покупая всякую нужную и полезную хрень для дома, так как снова был холостяком, и уют в квартире обеспечивал себе сам. И вдруг вспомнил, что сто лет назад он первый раз увидел ее вот таким же теплым желтым осенним днем. Нажал на тормоз, развернулся против всех правил и газанул в сторону ее дома. На хрена? А вот хрен его знает. Приехал, поставил машину в углу двора за кустами, но так, чтобы видеть подъезд. И стал ждать. Чего? А хрен его знает. Просто тупо сидел и ждал. Даже задремал, разморившись на солнце.

Хлопнула подъездная дверь, и он проснулся. Она. С пацаном. Да, вроде пацан, судя по одежде. А он и не знал кто – мальчик или девочка. Ого, какой большой уже, в сидячей коляске, наверное и ходить уже умеет. Пошли в его сторону, и он испугался, что заметит, и придется как-то объясняться, что-то говорить, а он по-прежнему не знал что, и она будет смотреть равнодушно и скучно, а он будет судорожно подбирать слова... Бррр, его аж передернуло от такой перспективы. Так, м, спокойно, у тебя эта машина появилась уже после того как. Так что не хера тут трусить, потеть и сползать под приборную доску, машину она не узнает, а тебя за кустами не увидит.

Они подошли ближе. А пацан-то рыжий. Совсем рыжий. Курносый и конопатый. Так. Значит рыжий. Рыжий значит. Рыжий... Вот сука-то! От неееегоооо. Блядь! И это не обсуждаааееетсяяя. Вот сука! Вот интересно, как это она своему чечену, ну или кто он там у нее, объяснила почему его, бля, ребенок рыжий, если и сама она, прямо скажем, не блондинка. Вот сука-то!

Он завелся, рыкнул мотором и проехал мимо них, уже не прячась. Она без интереса скользнула взглядом по машине, которая так резко вдруг рванула с места. Заметила, не заметила? А какая на хрен разница! И ведь даже не сказала.

***

Он, конечно, еще вспоминал ее потом. Но уже почти равнодушно. Ну да, была. Ну да, любил наверное. Ну да, пацан у нее растет такой же рыжий, как и он. Правда когда разбирал старый архив наткнулся на коробку с ее фотографими, которую в свое время не выбросил, но задвинул в самый дальний угол антресолей. Не смог оторваться и подробно перебрал все. На это ушло полночи и полторы бутылки водки. Но зато, когда протрезвел, понял, что всё. Теперь уже окончательно всё.

.ptizza